Шанхай Гранд. Запретная любовь и международные интриги в обреченном мире - Taras Grescoe
Хотя все стороны считали этот брак шуткой, Микки была в восторге от того, что Синмай пообещал, что ее похоронят в семейной могиле.
"По какой-то абсурдной причине, - писала она, - я перестала беспокоиться о своей старости".
Она была в восторге от своего нового просторного коттеджа во Френчтауне. Он оказался на удивление дешевым - предыдущие жильцы были эвакуированы в Гонконг. Она украсила его коврами "Сухоу" для занавесок и попугаем в клетке. Перед домом был сад, который стал удобной игровой площадкой для ее нового компаньона.
После гибели утенка Мэри Гаррисон (вероятной причиной был назван шок от ранения) Микки вновь увлеклась нечеловеческими приматами, чему не могла предаваться с тех пор, как была вынуждена оставить в Конго своего домашнего бабуина Анжелику. Однажды, прогуливаясь по Бабблинг-Уэлл-роуд, она заметила в витрине шанхайского зоомагазина крошечную обезьяну с огромными круглыми глазами на черном лице в форме анютиных глазок, которую держали на коротком поводке. "Мистер Миллс", как его окрестили (по имени человека из Малайи, который сказал ей, что она купила вау-вау, или серебристого гиббона), стал постоянным спутником Микки. Хотя он спал в передвижной клетке и качался на деревьях во дворе (что вызвало жалобы в полицию от англичанки, жившей по соседству), мистер Миллс не был домоседом. Микки обнаружил, что громогласной обезьяне нравится, когда ее выводят в город на ночь. Прикрепив к его талии подгузник, она одевала его в плотно облегающее воскресное пальто, подбитое мехом выдры, - его шила швея из магазина игрушек "Питер Пэн" на авеню Жоффр, - надевала ему на голову красную феску и отправляла в отель Cathay. ("Мои китайские ученики вскоре привыкли к нему, - пишет Микки в научной статье "Гиббонс в общении с человеком в домашней обстановке", - но "не так, как завсегдатаи таких мест, как бар отеля Cathay"). Будучи наблюдательной эксгибиционисткой, она была очарована реакцией людей. Некоторые явно воспринимали мистера Миллса как оскорбление их человечности, демонстрируя раздражение.
До конца жизни Микки сопротивлялась мысли о том, что страсть некоторых независимых женщин - среди них Диана Фосси и Джейн Гудолл, о которых она напишет в своей последней книге "Ева и обезьяны", - к нечеловеческим приматам может быть сведена к вытесненному материнскому инстинкту. Однако дело в том, что до приобретения мистера Миллса она выражала в письмах домой свою тревогу по поводу того, как жена Синмая продолжает заводить детей; поскольку у нее прекратились менструации, вероятно, из-за пристрастия к опиуму, она боялась, что бесплодна. Каковы бы ни были ее мотивы, учитывая тот нездоровый поворот, который приняла жизнь в Шанхае, неуемный мистер Миллс - который в зрелом возрасте весил тридцать фунтов и был ростом с шестилетнего мальчика - был для Микки большим утешением. Чтобы составить ему компанию, она купила двух макак, которых держала в клетке на переднем дворе, еще больше раздражая своего соседа.
Создание суррогатной семьи стало для Микки способом дать понять, что она не намерена бежать из Шанхая. В дни, последовавшие за "черной субботой", из города было эвакуировано более 1000 иностранцев, в основном женщин и детей. Американцы - среди них миссис Теодор Рузвельт и ее сын - были отправлены в Манилу на пароходе SS President Jeßerson; британцы - в колонию Гонконг на пароходе SS Rajputana. (Бернардина вернулась в Соединенные Штаты, где занялась строительством салона в Голливуде. Ее муж, Честер, который, как выяснил Микки, завел роман с их белой русской горничной, оставался в Шанхае до 1943 года).
Готовность Микки игнорировать страх и конформизм сослужила ей добрую службу: не поддаваясь нервной болтовне, которая удерживала других людей дома, она добилась приключений, на которых построила свою карьеру. Шанхай же был городом, построенным на надменном презрении к слишком реальным опасностям; жизнь здесь только усилила ее дьявольскую осторожность. (Анестезирующие свойства опиума почти наверняка способствовали ее нервозности). Однако с наступлением Черной субботы случилось то, чего давно боялись шанхайцы: война - в ее самой жестокой, механизированной форме - пришла в Договорной порт.
Микки, для которого дерзкие поступки стали добродетелью, не желал мириться с новым положением вещей.
Когда она писала домой, то старалась сохранить фасад нормальной жизни. В своем первом письме после "черной субботы" она написала: "Я думаю, что первый ужасный случайный взрыв в Иностранной концессии не повторится. МЫ В ПОЛНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ". Но трещины уже начали появляться. Днем 24 октября несколько друзей решили покататься на лошадях по Кесвик-роуд, к западу от поселения; японский пилот налетел на них и обстрелял из пулемета, убив часового и несколько лошадей. Это напомнило об аналогичном нападении двумя месяцами ранее на британского посла сэра Хьюга Кнатчбулла Хьюгессена, который был обстрелян и тяжело ранен в своем автомобиле по пути из Нанкина в Шанхай. Эти инциденты укрепили мысль о том, что при новом режиме никто, отступивший от иностранных концессий, не будет застрахован от нападения.
Когда японцы назначили на 3 декабря парад победы по Нанкинской дороге, Микки поспорила со своей соседкой Мэри на пять долларов, что насилия не будет. На самом деле шествие - японцы согласились сдать оружие в знак уважения к нейтралитету Международного поселения - было отмечено рядом драматических инцидентов. Китаец с криком "Да здравствует Китай!" прыгнул в воду с верхнего этажа центра развлечений Great World. На Киангсе-роуд - улице, где до недавнего времени жил Микки, - другой китаец бросил бомбу, ранившую трех японских солдат. На полчаса парад остановился в том месте, где в "черную субботу" взорвалась бомба у отеля Cathay.
Микки также была потрясена потоплением американской канонерской лодки USS Panay, стоявшей на якоре в реке Янцзы близ Нанкина, которую 12 декабря атаковали японские самолеты. Когда она узнала, что японцы прилетели обратно, чтобы расстрелять оставшихся в живых, она опасалась, что этот инцидент приведет к немедленной войне между Соединенными Штатами и Японией. Однако ни одна из стран не была готова к такой конфронтации. Президент Рузвельт с пониманием относился к бедственному положению Китая - Деланосы были партнерами в китайской фирме по перевозке чая, а его мать провела в детстве, проведенном в Гонконге, он знал, что в стране царят изоляционистские настроения. Девяносто процентов американской общественности поддерживали нейтралитет в войне Японии с Китаем, и когда японцы извинились - и организовали кампанию по написанию писем, в ходе которой школьницы отправляли рукописные соболезнования в
